София АМИРОВА

 

 

 

***

 

Почему мы не царапали наши имена на деревьях
Не выводили ножом дату и время
На желтых партах, на сиденьях автобусов
На пластиковой столешнице в макдональдсе
Почему не оставили сами себе короткое смс

Узелки развязываются, крестики на руках стираются
Поэтому, мы все нуждаемся в акте разрушения
Ломать не строить! Бывшие злопамятные любовники!
Если что-то давать на память, все равно ничего не останется
Лучше вместо того чтобы плакать я сломала бы тебе ключицу
А лечение требовало хирургического вмешательства

Сейчас, пожалуй, все это стоило записать или снять на видео
Книжка Алексея Парщикова в твердом переплете,
Посуда из нержавеющей стали.
Из колонок плачущий Таривердиев оглушающий Таривердиев
Как будто все было продумано заранее
И теперь никакого вокзала прощания, только встреча в кафе Элефант

 

 

***

 

Посмотри, прошли все праздники –
Сначала краснознаменные,
Потом день банковского работника,
Потом день Святителя Николая,
Потом испанско-мандариновые.

Форма одежды нарядная – белые ленты.
Белые бинты промокают от бурой крови.
Стоим с воздушными шариками в руках,
Праздничная одежда на нас замерзла колом.

Наши друзья тоже пришли на праздник,
Заледеневшими елками рядом стоят.
Дедушка Мороз, скажи, а где мой подарок?
Ну че ты, а стихотворение рассказать?

«Тятя, тятя наши сети притащили мертвеца»
И больше не помню ни одного стиха.
Еще Николая Звягинцева «Маяковскую-3».
«Значит лето в Крыму», – поэт говорит.

За эти стихи не дадут даже елочную игрушку,
Что и говорить о пожарной машине, кожаных сапогах.
Снег ложится на головы нам кокосовой стружкой,
Шоколадные зайцы хороводы водят на площадях.

 

 

***

 

Трогаешь пальцами искалеченную
красным не изменишь не нас ни чего
в маленькой избушке на краю населенного пункта
акупунктура любовной филологии
не мешает тебе проснуться.

только маленькие картинки из жизни больших красивых людей
мы не трогаем их, мы не они, делаем других по размеру детей
маленькая провокация.

это похоже на гражданскую войну и на то, как топят слепых котят
белая рыба тоже может заплыть за буйки
тоже может захлебнуться.

если люди ложатся друг в друге это тоже самое
как если подводная лодка уходит под воду
видно только красивые огоньки.

тревожная кнопка всегда будет западать
просить о помощи всегда надо будет громче
ты не умеешь уходить, обижаться, считать и этим всегда кто-то будет пользоваться
самое важное всегда уже было сказано
в маленькой избушке на края населенного пункта
теперь всегда будет нечего им возразить

 

 

***

 

Войны нет, смерти, само собой, тоже
только вечное падение то выше, то ниже
Ты только спаси нас маленьких, Боже
Потому что ветер, и направления я не вижу

Становится модным писать политические стихи,
Гражданскую прозу, надписи делать на майках
Про несвободу слова, про референдум в Крыму.
A dato ничего не случилось или у нас не вышло.

А только электроклеш становится громче
И у меня за стенкой старухи становятся громче
Обсуждают санкции на ввоз швейрцарского сыра
да вы охуели, и ваш запрещенный Тильзитер

Случайно вспомнилось, как сквозило в редакции
Кажется, мат не смолкал, даже после ухода сотрудников
Маленькие серые грызуны ругались, как дети сапожников
Попадали в ловушку, оставляя капельки крови на сыре.

"А теперь повтори это трижды" - примечание к молитвослову

Войны нет, смерти, само собой, тоже
только вечное падение выше, лучше бы выше
Ты только спаси нас маленьких, Боже
Потому что я ничего не вижу, ничего не слышу

 

 

***

 

Расширенный зрачок врачует
юношеское кимоно
меньшим размером чем мой
это немое кино
это глухое кино
из шприца выгоняет душу на волю
ВОЛЯ- это бескрайнее поле
синим колышется что-то вроде ковыль
а вроде мысли о васильках
там где они не в стаканах,
там начинается воля
или в вольном русском переводе "Русская вольница".
Глядя на надпись "купание запрещено"
хочешь попить воды и тут появляется Он
в мятом своем кимоно
и улыбается
дергая тебя за рукав, нежную дрожь вызывая,
тем самым ссыпая в нагрудный карман твой
светящийся порошок.

 

 

***

 

Дальний предел зажигал кофейный зрачок,
расширенный до пределов жука.
Железобетонный монстр вязам противостоял.
Деревья. держа оборону, не забывали о смысле.

Смысл - сгорание клейкой листвы в пронзительно желтом.,
и снова рождение.

Смерти нет.

На заводе железобетонных конструкций не суждено
девочкам кукол терять.
Только нервы дядям большим
и не только.
Те, кто берут тебя за руки. никогда не возьмут себя в руки.
Зонтики. ручки держа.
В чашку с цветком голубые глаза опрокинутся.
Чуть слеза из небесной норы - и разбита керамика.

Дальний предел зажигает окна сторожки,
вот проходная. И очень холодные стены.
Я пишу на стене (а вот тут осторожно)
Все бессмысленно, кроме тебя и деревьев

А ты: "пожалуйста только не надо плакать".

 

 

***

 

Мы маленькую девочку кормили белой рыбой,
тульским пряником, красным медом,
мягкие волосы, легкие косы в руках держали,
запястья и пальчики мазали ржавым йодом.

На ее красной шапке мы гладью цветы вышивали,
мы поили ее молоком и старые сказки читали.
Все они кончались смертью или другой бедой.
а она все качала в такт ветру своей головой седой.
Все так и было.

Ночь подступила к горлу наждачным шарфом,
побежала девочка через лес, через белое поле
отнести своей бабушке немке корзинку соли.
Быстро бежали маленькие старенькие башмачки.

Мы два года смотрели ей вслед, у окна сидели.
В гребне синем мысли седые ее бледнели,
ничего от нее больше нет.
Рисовали ее по памяти как тот мальчик лису на блюде,
мы так ждали ее как живого ждут мертвые люди.

К нам приходит мужчина, в кармане кроличья лапка,
он читает нам про войну, на зубах капуста хрустит...
где-то там за лесом немецкая плачет бабка,
где-то бабка плачет, а спросишь чего - молчит.

 

 

***

 

Я не забуду moby Natural Blues
Не забуду старенький комп на которой штук двадцать стихов
Две игры одинокая папка с названием «clothes & shoes»
Я тогда вообще не болела, даже когда одевалась легко

За окном я видела три сосны и вечно пустую мусорку
Голубую ограду с недостающими наконечниками
Если бы ты сидел на ограде, как в детстве,
Ведь сидели же, где придется, кололи зад
Если бы ты сидел напротив меня за окном
То слышал бы ты меня и понимал ли?
Думала я тогда и этого не забуду.

Слабость этой ограды в желании не быть одинокой
Хотела курить и выходила во двор
Интересовалась отношением соседей к курению
Брала сразу две, одну сейчас, одну перед сном

В той квартире я помню все, могу перечислить предметы:
Пять тарелок синих, три кружки, утюг и трюмо
С деревянной ручкой нож, телевизор, газеты,
Хэм, Прилепин, Гомбрович Джером к. Джером.

Яна, Леша, Саша, Никита, Инна и Маша,
Саша Маша Инна Никита Я
Все садитесь за стол, я вас помню, не забываю
Маша чайник поставь, Леша вино открой

Кажется, что когда я уехала наконец,
Уехали сразу все, а потом сломали ограду
И спилили сосны и кружки разбили об пол
Прочитали все книги, потом компьютер продали
А на следующее утро съехали все соседи

И кажется, что я ничего не забуду
Но вот только сказала и начинаю задумываться
О цвете оград и наличия всех этих книг.
Все это даже во мне исчезает.
Все это даже во мне исчезает.
А были ли эти девочки и эти мальчики?
И не у кого даже спросить.

 

 

***

 

выходит что
из леса не выходят
там остаются с детским рюкзаком
там прилипают листья к каблуку
и не находят выхода оттуда

а если зверь тебя найдет
когда не помнишь
который час и как зовут забыла
и как зовут отца забыла
названия растений только помнишь

тогда пойдешь налево
будешь верить
что именно налево тебя ищут

выходит что-
тебя никто не ищет
не этот бледный и не этот загорелый
проверочное слово к слову нервы
наверно первый

первый кто поверит
проверит слово и напишет слово
"лес" и ты напишешь
"ночь нежна ты еще нежней"

выходит что из леса мы не выйдем
мы здесь врастаем в землю как родные
мы всем родные здесь и этим змеям
и всей траве, трава не высыхает
сырая под ногами и в карманах
и здесь в лесу звериный настоящий
положит нежность под язык
как валидол держи
пока не растворится

Об авторе Софии Амировой